Я проснулась от перепада давления, и неприятная дрожь пробежала по всему
телу. Чёрт, как же сильно работает у них система кондиционирования. Слава Богу,
кажется, пошли на снижение. Не в первый раз я совершаю этот долгий перелёт, но
почему-то именно в этот раз он показался мне бесконечным. Самолёт вошёл в слой
облаков, его затрясло, и уже через минуту открылся потрясающий вид на ночной
город. Множество мерцающих лампочек, и я лечу над ними. Не знаю почему, но вид
ночного города всегда вызывал у меня восторг. Самолёт накренился на правое
крыло, и открылся вид на бухту. «Баку!» - вдруг подумала я, ну точно
- бакинская
бухта. А какое сегодня число? Надо же, тридцать первое. Тридцать первое августа.
Самолёт начал выполнять очередной манёвр захода на посадку, и вид на бухту
скрылся под фюзеляжем. «Уважаемые пассажиры,
наш самолет совершает посадку в аэропорту города Владивосток. Просьба всем пристегнуть
ремни и оставаться на своих местах до полной остановки и подачи трапа.
Температура за бортом пятнадцать градусов по Цельсию. Местное время 00:20 минут».
«Двадцать минут первого» - подумала я и улыбнулась… ****
Уже минут
десять я стояла перед зеркалом, то надув губы и слегка вытянув их вперед, то приподнимая
левую бровь. Да, неплохо получается, классно, почти за неделю тренировок я научилась
приподнимать одну бровь и делать такой удивлённо-пронизывающий взгляд. Теперь
надо бы его опробовать на ком-нибудь. - Юля, ну
сколько ты будешь возиться там, а? - раздался мамин голос за дверью.
- Ну
ладно, оставь её, ты же знаешь, что мы ещё и первыми будем на месте, - заступился
за меня папа. Папа всегда за меня заступался и баловал. Но мама права, надо
закругляться. Сегодня тридцать первое августа, мы идем на день рождения, день
рождения моей двоюродной сестры Марины. В школе я
училась неплохо, но особых усилий к
этому не прикладывала. Всё шло, как шло. Я обожала лето. Это золотое время
детства, когда не думаешь о завтрашнем дне. Дни проходили быстро, и я часто
задумывалась над тем, сколько осталось до школы. К концу августа вечерами было
довольно прохладно, а темнело раньше обычного. Счетчик щелкал быстрее.
Становилось тошно и пусто. А завершением этого всего была установленая традиция
в нашей семье поздравлять Марину. Сколько себя помню, каждый год мы собирались у тёти Светы, папиной
сестры,
и отмечали этот день. Для меня это был последний штрих лета.
Сегодня впервые мы идём туда втроём: мама, папа и я. Мой старший брат в армии.
Мне вдвойне грустно. Добирались
мы долго. Сначала на автобусе до метро, а потом от метро опять на автобусе. В
салоне как всегда духота и давка. Каждый кавказкий мужчина норовит обтереться
об женскую задницу. Водитель был явно профессионалом. Помимо толпы мальчишек-«помощников»
в его кабине гремела еще и музыка, а он сам не отрывал от меня взгляда в
зеркале заднего вида. Как он рулил? Это была моя основная мысль тогда после
мыслей о духоте. Ну вот, наконец, наша остановка. Папа вышел последним и
протянул одному из мальчишек двадцать копеек. Тот кинул взгляд на водителя и,
получив какой-то, только им двоим понятный, условный кивок, вернул папе деньги
и сказал:
- Возьмите,
пожалуйста, у нас нет сдачи.
Папа
удивлено взял монетку, а водитель улыбнулся и подмигнул мне. Это был мой самый
первый вклад в семейный бюджет. Подарок Марине мама купила еще месяц назад, но
по правилам хорошего тона кроме подарка положено было поставить бутылку на
стол. Папа стал шарить по карманам и оглядываться.
- Давай
зайдём в магазин, – сказал он маме.
- Ну да,
конечно, а то твои алкоголики тебя с пустыми руками не примут.
Слава
Богу, всё обошлось мирно, и бутылку купили, и мама больше не комментировала
событий. Между тем мы уже шагали по двору дома номер Д1. Блочные пятиэтажки были
все похожи друг на друга. Будь ты на Разина или в микрорайонах, стиль один.
Много зелени во дворах, незаконно настроенные огороды и сколоченные деревянные
столы со скамейками. Последний рывок на пятый этаж и звонок в дверь. Дверь
открыла Марина. Это был дом, где нам всегда искренне рады. Марина была старше
меня на шесть лет. Родители вырастили её типичной домашней хозяйкой. С детства
водили на музыку, кружок кройки и шитья и прочую дребедень. Дома учили готовить
и печь. Марина -
добрейшей души человек. Она дарила мне свои игрушки и позже кое-какие шмотки. Я
никогда не уходила из этого дома с пустыми руками. Мы прибыли вторыми. Маму
всегда бесил обычай этого дома устраивать мероприятия. Только
когда собирались почти все гости, начинали накрывать на стол. К этому времени все женщины были
вовлечены в помощь, а мужчины слонялись без толку. Они то выходили покурить, то
куда-то исчезали и появлялись уже навеселе. На людях им многое прощалось, и они
пользовались моментом. Итак, мы были
вторыми. Первыми пришли дядя Назим с тётей Катей и сыном Димой. Увидев нас,
дядя Назим так обрадовался, что кинулся нам на встречу. - Витя, дорогой,
здорово! - сказал он отцу, и вдруг подлетел ко мне, обнял и поцеловал. Я
почувствовала на себе далеко не отцовские объятия. - Я же её ребёнком помню.
Юленька, какая ты большая стала, э, какая ты красавица стала, э. Меня трясло от
этих здорований из года в год. Дядя Назим и тётя Катя были уникальной парой. Он
привёз её откуда-то с Кубани, где служил в армии. Она была на голову выше его
ростом, а он маленький и кругленький. Их сын Дима, которого на самом деле звали
Джаваншир, пошел в маму. Высокий красивый парень. Выговорить имя Джаваншир, как
и слово "Азербайджан" тётя Катя не могла. Поэтому звали его все
просто Дима. От отца ему достался цвет кожи, он был очень смуглый, и я
окрестила его негром. А тётя Катя звала его "мой черный бала". При
виде меня, глаза у Димы-негра заблестели ярче, чем у его папаши. Виду он не подал,
но я-то не слепая. «Да, весело начинается вечер», - мелькнуло в голове. Гости прибывали.
Шум, смех, музыка. Прошло ещё полчаса. Наконец, стол был накрыт. Все гости в
сборе, и мы уселись. Ну и понеслось, тосты один за другим под запахи оливье и
сервелата. Когда тосты иссякли, и все наелись, начались скучные разговоры о
политике. Мне было тошно от этих бесед, и только одно меня забавляло - тётя Катя. Она была русская, но когда речь заходила об Азербайджане
или азербайджанцах, она всегда говорила "мы". Дима минут десять назад
выскользнул из-за стола и переселился на балкон. Он часто появлялся в комнате и
снова выходил на балкон. Я оценила его старание привлечь моё внимание и
разрешила ему поймать свой взгляд. В комнате становилось жарко, и я уже
подумывала о балконе, как вдруг дядя Назим завёл старую знакомую пластинку о
том, что у них сын, а я вот тут такая невеста. Меня бесили эти разговоры, и чем
я становилась старше, тем больше меня от них трясло. - Может, хватит?
- сказала я так громко, что наступила гробовая тишина. Мама моментально пришла
мне на помощь: - Больно нам нужен ваш ПТУшник. Тишина стала
гробовее. «Интересно, есть такое слово?” - подумала я. - Да, Димочка
разгильдяй, валял дурака, но Назим пристроил его в училище к своему другу. А
потом сделает всё, чтобы наш мальчик папал в Нархоз, - сказала тётя Катя,
обливаясь потом. - Ну вот, тогда
и поговорим, - влез папа и разрядил обстановку. Все дружно засмеялись и продолжили пьяные дебаты. Я поднялась и стала
продираться к концу стола. По пути надо было
миновать дядю Назима. Как только
я поравнялась с ним, сразу же ощутила его руки на своих бёдрах. Тётя Катя
уловила моё недовольство и ткнула его локтем в бок. "Я же её ребёнком
помню", - промямлил он и потух под
её взглядом. Что-то я сегодня очень популярна, сначала водитель-виртуоз, теперь
этот старый козёл дядя Назим. Интересно, у всех людей столько разных мыслей в голове,
или я какая то особенная? Ладно, чёрт ними. Пойду-ка я на балкон. При
моём появлении Дима оживился, встал и уступил мне свое место. Я уселась на
какую-то тумбу, а он встал рядом со мной. - Юля, привет,
как дела у тебя? Завтра в школу? - спросил он. - Да, к
сожалению. Так быстро лето пролетело. Тебе тоже завтра первый раз в первый
класс? - сказала я и посмотрела ему в глаза. - Ага, в
училище топать надо. На балконе было
прохладно, и Дима постоянно ёрзал, даже смех у него был какой-то
нервно-дрожащий, но он держался и старался не подавать виду. - Юля, а ты
куришь? - вдруг невпопад спросил он. - Ага, курю,
кода выпиваю много, - ответила я настолько быстро, что он не сразу сообразил, о
чём это я. Переварив мой ответ, Дима воровато
глянул в окно,
убедился, что
все за столом заняты своим делом, как волшебник достал откуда-то сигарету и
спрятал её в кулаке. Нашёл на балконе большую банку с краской, придвинул к себе
и уселся у меня в ногах, чтобы из
комнаты через окно не видели. - А я курю, - с
гордостью заявил он и, пригнувшись до самого пола, прикурил сигарету. - Ну, кури-кури
на здоровье - брякнула я. - Дима,
посмотри лучше, какой хороший двор у них здесь, так тихо, и ни души, наверное,
к школе готовятся, - продолжала я. - Нет, это ерунда,
и мой двор ерунда, пару пацанов хороших всего. Я на Советской кручусь. Там мой
кент живёт, Ильгар. Меня там все знают, э. Ильгара старший брат в тюрьме, его
все очкуют, - сказал Дима каким-то не своим голосом и нырнул головой вниз за
очередным глотком дыма. Надо же, подумала
я, вроде бы взрослый парень, а такую чушь несёт. А главное, откуда вдруг этот
чушкарский акцент взялся? - Хорошо, очень
интересно, - сказала я. Дима приободрился, ему показалось, что он нашёл
правильную тему, и я буду слушать его с открытым ртом. Он ещё раз нырнул и
продолжил свой тупой рассказ. - А другой мой
кент Расим, у него папа мент Закир. Крутой, на мотоцикле в третьем отделении
работает. Так вот он месяц назад в Москве был. Приехал и рассказывает, что там
все пацаны - лохи, а девчонки… - Дима резко кинул взгляд в комнату, потом на
меня, - уже не девочки. Представляешь? Я специально
выдержала очень долгую паузу и, включив дурочку, спросила: - А кто?
Мальчики? Дима не ожидал
такого вопроса и удивился: - Юля, ну ты
совсем ребёнок, э. Ну, они все открытые, понимаешь? Он даже забыл
про сигарету, пока сам же не обжёгся об неё. - Димка,
расскажи, я ведь ничего не знаю, - продолжала я морочить ему голову. Дальше минут десять
он что-то рассказывал, объяснял, курил, краснел, дрожал. Я же наслаждалась
свежим воздухом и думала: "Вот ты, Димочка, и будешь моей первой жертвой. На
тебе я отработаю все приёмы, про которые прочитала этим летом в одной очень
умной книжке". - Теперь
догоняешь? - сказал он и замолк. - Теперь да, но
ты всё про друзей говоришь, а ты о себе расскажи, Дима. - А что обо
мне? - удивленно спросил он. - Ну, девчонки
во дворе или на Советской за тобой бегают, записки пишут? - А, обо мне,
ну конечно, э. В нашем доме в первом блоке есть Стелла-жирная, а в сороковом
доме Таня-беззубая, они за меня умирают. Он был доволен
своим ответом. - Молодец ты,
Дима. А ты с ними гулял? Ну, целовался? - продолжала я. - Да, конечно,
сто раз, - искренне, но неубедительно соврал Дима. - Ну а ты
кого-нибудь любишь? - снова выдала я. - Я над ними
всеми смеюсь, они такие смешные, записки пишут, под окнами часами крутятся. Он хотел
казаться
этаким героем в моих глазах, одновременно борясь с холодом и со своими
комплексами. И вот в очередной раз, нырнув к моим ногам за порцией дыма, он проехал
щекой по моей ноге от коленки и вниз. Меня как будто током
садануло. А он тут же выпалил: - Я случайно. Вот же детский
сад, другой бы просто улыбнулся такой удаче, а этот "я случайно". - Везёт тебе,
Дима, ты такой опытный. А ты хорошо целуешься? - сказала и подмигнула ему. - Да, конечно,
девчонки тащатся от меня. Его ответы
становились уверенней и уверенней. Дима заглотнул мой наживку глубоко. - Классно тебе.
Ну, а есть такая,
которая тебе нравится, а не Стеллы и Тани? Дима помолчал
немного, а потом без акцента и очень серьёзно сказал: - Да, в нашем
блоке на третьем этаже живёт Наташа. Она мне очень нравится, но она только со
взрослыми гуляет. «Какая
прекрасная мишень Наташа», - радостно подумала я. - Дим, а ты бы
хотел её поцеловать? - Конечно,
хотел бы. Нет, я к ней не подойду. Говорят, она с Афганом-даглинцем ходит, а с
ним лучше не связываться. Нет, я к ней не подойду. - Ну, а если
бы? Вдруг она обратит на тебя внимание. Ты бы смог поцеловать её с ног до
головы? - сказала и посмотрела ему в глаза. - Как это, с
ног до головы? Ты о чём? О чём ты? - заёрзал Дима. - Ну, то есть
везде. Руки, шею, живот, ноги, - пояснила я. - Ты что, дура?
- заорал Дима. И тут же повторил тихим голосом: - Ты что, чокнутая?
В губы могу. Мы не в Москве. Кавказские мужчины... Юля, перестань такие вопросы
задавать, - очень серьёзно сказал он. Так всё идет неплохо,
теперь пора десерт подавать. Я нарушила тишину. - Дим, а
поцелуй меня. Хочешь? - Как? Сейчас?
Тебя? В губы? – запричитал он тихим голосом. - Да, сейчас,
здесь, меня. Но не в губы… Дим, поцелуй мне ножку. И, поняв, что
наступил тот самый долгожданный момент, я приподняла левую бровь, проткнула его
взглядом и провела ногой по его руке. Я смотрела на него сверху вниз в прямом и
в переносном смысле. Дима онемел, но оторвать от меня глаз не мог. Понятно, что
он ещё долго будет сидеть на этой банке с краской. В свои шестнадцать лет я понимала,
что мальчикам нужно время, перед тем как встать в полный рост после таких
потрясений и фантазий. - Ладно, Дима,
пошла я пить чай, нам скоро двигать пора, - сказала я и направилась в комнату. Какой вкусный
пирог испекла Маринка, вот молодец какая. И снова стол, и снова шум и музыка.
Правда, теперь для меня это было просто фоном. Я ничего не слышала и только
улыбалась. Я праздновала свою великую победу. У меня напрочь вылетело из головы,
что сегодня последний день лета, и что завтра в новый класс с новыми людьми. Мы
ушли первыми, потому что дальше всех жили. Попрощаться Дима так и не появился.
Мне было всё равно. Папа в приличной кондиции долго ловил такси. Мама его
пилила, а он только твердил: "Нормально, мамуля. Нормально, кися".
Дорога домой мне показалась молниеносной. Я так удобно пригрелась в машине и,
конечно, всю дорогу думала о нашем с Димой разговоре. Наконец-то мы дома. Я добралась
до своей постельки, зарылась в одеяло и, посмотрев на часы, сказала вслух:
"Всё! Надо спать, уже двадцать минут первого…" **** Самолёт бежал по полосе, резко замедляя скорость. Пассажиры завозились на своих местах. А я подумала: "Как это здорово, что OН меня встречает, и как это здорово, что он не из Баку".
6/15/06 |